Подписка на новости

О роли и статусе интеллигенции написано огромное количество статей и книг, но при описании группы интеллигенции как-то не принято не то, чтобы акцентировать внимание, но даже как-то просто определить социально-экономический статус тех людей, которых относят к «интеллигенции» в разные периоды российской истории. Хотя такой анализ довольно много объясняет в статусе и роли российской интеллигенции в разные периоды.

Возникновение российской интеллигенции относят к концу XIX века и в общем случае к ядру этой социальной группы относят людей, получивших университетское (или по нынешней классификации, средне-техническое) образование, но не относящихся к дворянству или духовенству по происхождению. Так как при ближайшем рассмотрении выясняется, что реально совсем уж разночинцев среди интеллигенции было не очень много, то критерий по происхождению смягчается или игнорируется, но при этом подразумевается, что интеллигент где-то служит и живет на зарплату, а других видов доходов (от имущества, рентных и т.д.) у него практически нет. Во многом благодаря тенденциозно подобранным художественным произведениям, изучавшихся в школе, в общественном сознании доминирует образ интеллигента как такого «бессребреника», буквально за гроши преподающего в гимназии или лечащего в земской больнице. Хотя данные по зарплатам и сравнение их со средними доходами соответствующих периодов показывают, что российская интеллигенция никогда, кроме позднего советского периода и раннего современного российского, не страдала ни от низких доходов, ни от скромности по поводу предъявления претензий на еще большие доходы.

Например, при средней зарплате рабочих в России в первой половине XIX века составляла около 180 рублей, а зарплата ассистента на медицинском факультете около 3000 рублей, а профессора 5500 рублей. К 1880 году зарплата рабочего составляла около 200 рублей в год, а доходы профессоров (оклады плюс гонорары от студентов) более 5000 рублей. К 1913 году доходы рабочих выросли до 300 рублей в год, а доходы профессуры стремились к 10000 рублям в год, то есть за 100 лет разрыв между зарплатой рабочих и доходами профессуры увеличивались (с 16 до 30 раз). Доходы более массового уровня врачей в 1913 году составляли от 500 рублей в земских больницах (не считая гонораров) до 2000 в городских, а учителей с высшим образованием от 750 рублей в год, со средним от 350 рублей в год. Зарплаты инженеров были еще больше, от 800 рублей.

То есть, относительно среднего уровня рабочих доходы интеллигенции были минимум в 3 раза больше, а учитывая, что большую часть населения тогда составляло крестьянство, имевшая доходы в разы меньше, чем рабочие, то доходы интеллигенции по сравнению с работающим населением в целом были на порядок больше. Этот высокий уровень доходов и позволял, с одной стороны, интеллигенции заниматься размышлениями на темы, их не касающиеся, а с другой стороны, формировал восприятие их общественностью как старшей социальной группы. При этом у российской интеллигенции всегда было одно существенное отличие от образованных групп в других странах: в своей массе она была иждивенкой властей, так как и университеты, и большая часть рабочих мест интеллигенции обеспечивались государственной властью (академические учреждения, университеты и гимназии были государственными; частный сектор обеспечивал незначительную долю рабочих мест, кроме промышленности). Россия не знала ни самостоятельно учреждаемых университетов, ни развитых профессиональных сообществ с самостоятельно формируемом самосознанием, ни открытого рынка труда для людей с высшим образованием. Все это не могло не сказываться на самосознании интеллигенции, препятствовать формированию статуса образованных групп населения как экспертных в повседневной жизни, так как повседневная жизнь формировалась и контролировалась чиновничеством.

С приходом советской власти ситуация взаимодействия с властью осталась прежней, а вот социально-экономический статус интеллигенции стал существенно снижаться, кроме остающихся в академической системе. Первыми потеряли свой социально-экономический статус учителя и врачи, к концу 30-х годов их доходы стали меньше доходов рабочих, а в результате изменений в конце 50-х годов стало исчезать различие в доходах между рабочими и инженерами, к началу 80-х практически исчезнувшее. Объяснение потери статуса интеллигенции довольно простое: в первые годы советской власти был взят такой темп по раздаче высшего образования, что не могло не сказаться на уровне подготовки: в 1914 году в России (в границах после Великой Отечественной войны) было 105 вузов с 112 тысячей студентов, в 1928 году уже 148 с 168,5 тысячами студентов, а в 1932 году уже 832 вуза с полумиллионов студентов. Очевидно, что такой рост студентов не мог быть обеспечен соответствующим преподавательским составом, да и откуда за 10 лет после гражданской войны могли появиться преподаватели для 8-ми кратного роста числа вузов? Только за 1918-1928 годы в среднем за год выпускалось в 2,5 раза больше «специалистов», чем в 1914 году, а за 1938-1940 годы в 9 раз больше. Число врачей с 1922 по 1940 год выросло больше, чем в 7 раз, учителей в 4,5 раза. Что удивительно, но выпуск специалистов инженерных специальностей в межвоенный период вырос меньше, всего в 3 раза, инженеров стали «клепать поточным методом» только в 60-е. Дольше всего держался статус работников академической и вузовской науки, но за последние 15 лет деградировал и он, что во многом было вызвано очередным взрывным ростом числа вузов и неконтролируемым повышением их статуса, когда любой областной педагогический институт переименовал себя в университет.

В нынешней ситуации практически 100% поступления в вузы выпускников школ статус самого по себе высшего образования будет потерян в ближайшие годы окончательно, что переведет понятие «интеллигенции» целиком в область истории. Смогут ли остатки этой группы переформировать свой статус из группы «думающих обо всем, но ни о чем конкретно» в нормальный экспертный статус, в полноценный профессиональный статус, покажет время. Разрыв в доходах высокообразованной группы по сравнению со средним уровнем стабильно растет последние годы, и, возможно, все будет хорошо;-).